ЗАО Россия. В России не было и нет сейчас понятия государства в европейском понимании
Основой системы в России продолжает оставаться принцип «вотчины», когда правитель и его близкий круг распоряжаются страной как своим предприятием. Мы приводим объяснения историков и правоведов, как возникла такая Система и почему ей свойственна такая устойчивость.
Наверное, уже общим местом стало, но стоит повторить: в России не было и нет сейчас понятия государства в европейском понимании (стато). Вместо этого мы имеем территорию, управляемой по принципу вотчины, т.е. предприятия. Когда-то его главной ячейкой было поместье, потом стал завод, сейчас рудник и скважина. Всё это управляется «хозяином земли Русской» (ранее титул царей, сейчас – президента), он же единственный бенефициар этого ЗАО. За верную службу глава ЗАО «Россия» даёт кормления верным людям. Но и он тоже – временный управленец. Кто реальный владелец (владельцы) ЗАО – непонятно. Одна из версий – «коллективный ЧК», другая, конспирологическая – британские офшоры.
В журнале «Вестник Краснодарского университета МВД России» (№2, 2012) встретил статью историка Романа Лубского «Вотчинная право как традиция в России». В ней он наукообразным языком пытается показать, почему в России не было и нет европейского права, а общество управляется исходя из традиций.
По словам отечественного исследователя проблем становления гражданского общества в России А.Д. Хлопина, «нарушение принятых по договору обязательств влекло за собой только моральное осуждение: независимого суда не существовало. Князья брали сторону того или другого князя по личному убеждению. Страх перед клятвопреступлением и вмешательством других не гарантировал выполнение обязательств».
По мнению Б.Н. Чичерина, «до какой степени первое имело мало действия на умы, видно из беспрерывного нарушения договоров. Также мало приносило пользы обязательство других князей помогать правому: кто прав, кто виноват – это решалось личным суждением каждого, в основании которого лежал личный интерес; тот в глазах князя был прав, кому он находил выгоднее для себя помогать».
Договоры в письменной форме, как правило, отсутствовали. Весьма показательна в этом случае аналогия церемонии коммендации в древней Руси – «целование креста», но до сих пор не найдено ни одного письменного договора или документа, который бы мог засвидетельствовать появлявшиеся при этом взаимные обязательства сторон.
Формальный характер древнерусского договорного права был обусловлен не только отсутствием письменных договоров, но и существованием ещё со времен Киевской Руси обычая вольного служения, в соответствии с которым работник был вправе покинуть князя до окончания полного срока службы без предварительного уведомления, то есть по праву «отказа», что позволяло произвольно менять место службы без всякого препятствия на основе единственного критерия: «любо-нелюбо».
В свою очередь, подобного рода «вольность» в отношении принятых обязательств побуждала и князя строить свои взаимоотношения с подданными так, как ему заблагорассудится.
Непостоянство при исполнении договорных обязательств вошло в традицию и сформировало обычай. По мнению Б.Н. Чичерина, «сложение крестного целования считалось делом самым обыкновенным, оно включалось даже в договоры, если новое обязательство должно было разрушить старое».
Отсюда некоторые исследователи делают вывод о том, что взаимную верность договору обеспечивали мотивы личного характера – аффективного, а то и сугубо материального свойства. Это побуждает искать объяснение произвольному выполнению договорных обязательств в специфике российской цивилизации, формировавшейся под влиянием православия, которое… не почитает особо ни морального, ни юридического формализма.
Противопоставляя договорные отношения юридическим, Н.Бердяев считал, что в них «не должно быть ничего формального, юридического, не нужны никакие правовые гарантии». Похожую точку зрения выражает В. Вейдле, который обращает внимание на то, что «логика прав» находится в полном противоречии с рассудком, а также совестью русского человека.
Современный исследователь права древнерусского общества В.В. Макаров полагает, что «если при усиленно навязываемой нам демократии признаком истины является процентный перевес голосов, то в исконно русском самодержавном праве это – единое (стопроцентное) мнение Мира или Копы».
Отечественный специалист в сфере проблем соотношения общественного и государственного строя Древней Руси М.А. Дьяконов в этой связи отмечает, что в рамках вечевой организации древнерусского общества то или иное решение могло состояться лишь при условии, если против предложенного решения не было возражений, когда все присутствовавшие единогласно принимали предложение. Единогласие всех или отсутствие возражений – необходимое условие для действительности и прочности вечевых постановлений. Принцип коллегиального решения дел по большинству вопросов не был известен у нас вплоть до Петра Великого, а в древности не мог и возникнуть, так как невозможно было провести в жизнь решение большинства против сильного и упорного меньшинства: в то время не было необходимой для этого сильной и независимости власти. Наоборот, для исполнения решения, одобренного и принятого всем народом, не требовалось никаких особых органов: это было делом самого народа».
Современный французский социолог Шанталь Курильски Ожвэн полагает, что стойкое неприятие русскими морального и юридического формализма договорных отношений обусловлено особой интерпретации греха в православной традиции, в рамках которой «грех состоит главным образом в недостатке любви, доверия и искренности». А потому произвольное соблюдение предписаний договорного права в русской религиозной традиции не рассматривается как грех или, говоря современным юридическим языком, не является формой девиантного поведения.
По мнению А.Д. Хлопина, эта прослеживаемая со времен Киевской Руси тенденция отдавать предпочтение в договорных отношениях аффективному, «духовному» началу перед буквой нравственных и юридических формул и породила дефицит взаимности в добровольном признании прав и исполнении обязанностей со стороны не только подданных, но и властей предержащих. Дефицит этот остается обыденным явлением повседневнй жизни до сих пор. Государственное право не раз реформировали, но закон так и нельзя было отличить от административного распоряжения.
В западноевропейской правовой традиции феодальный договор, по мнению Р. Пайпса, имел и нравственный аспект: в дополнение к своим конкретным обязательствам правитель и вассал обещали проявлять по отношению друг к другу добрую волю, которая явилась важным источником западного понятия гражданственности. «В средневековой России отсутствуют свидетельства взаимных обязательств, лежащих на князе и его слугах, и, таким образом, какого-либо намека на нравственные «права» подданных, что не порождало особой нужды в законоправии и суде».
Ещё один признак вотчинного государства – наличие в нём особого типа «вотчинного правосознания», которое предполагает присутствие как осознанных (рациональных) элементов его структуры, так и неосознанных (иррациональных). Рациональные характеристики вотчинного правосознания или «вотчинного умонастроения» составляло интеллектуальную и психологическую основу авторитарности, присущей большинству русских правителей и сводившейся по сути дела к нежеланию дать «земле» – вотчине – право существовать отдельно от её владельца – правителя – и его государства» (эта характеристика вотчинного «права» жива и сегодня – см. высказывание первого зам. главы АП В.Володина «Нет Путина – нет и России»).
Неосознанные структуры «вотчинного правосознания» отчётливо проявлялись тогда, когда условием княжения сделалось поведение, противоречащее тому, что можно назвать народным интересом. В этих обстоятельствах начал действовать некий процесс естественного отбора, при котором выживали самые беспринципные и безжалостные, прочие же шли ко дну. Коллаборационизм сделался у русских вершиной политической добродетели.
Таким образом, вотчинное право представляет собой системообразующий элемент вотчинного государства в России. Исследование институтов вотчинного права в контексте «реактуализации прошлого» позволяет сделать вывод о воспроизводстве вотчинной традиции в механизме правового регулирования общественных отношений в современной России».Таким образом, вотчинное право представляет собой системообразующий элемент вотчинного государства в России. Исследование институтов вотчинного права в контексте «реактуализации прошлого» позволяет сделать вывод о воспроизводстве вотчинной традиции в механизме правового регулирования общественных отношений в современной России».
по материалам: Блог Толкователя
Наверное, уже общим местом стало, но стоит повторить: в России не было и нет сейчас понятия государства в европейском понимании (стато). Вместо этого мы имеем территорию, управляемой по принципу вотчины, т.е. предприятия. Когда-то его главной ячейкой было поместье, потом стал завод, сейчас рудник и скважина. Всё это управляется «хозяином земли Русской» (ранее титул царей, сейчас – президента), он же единственный бенефициар этого ЗАО. За верную службу глава ЗАО «Россия» даёт кормления верным людям. Но и он тоже – временный управленец. Кто реальный владелец (владельцы) ЗАО – непонятно. Одна из версий – «коллективный ЧК», другая, конспирологическая – британские офшоры.
В журнале «Вестник Краснодарского университета МВД России» (№2, 2012) встретил статью историка Романа Лубского «Вотчинная право как традиция в России». В ней он наукообразным языком пытается показать, почему в России не было и нет европейского права, а общество управляется исходя из традиций.
По словам отечественного исследователя проблем становления гражданского общества в России А.Д. Хлопина, «нарушение принятых по договору обязательств влекло за собой только моральное осуждение: независимого суда не существовало. Князья брали сторону того или другого князя по личному убеждению. Страх перед клятвопреступлением и вмешательством других не гарантировал выполнение обязательств».
По мнению Б.Н. Чичерина, «до какой степени первое имело мало действия на умы, видно из беспрерывного нарушения договоров. Также мало приносило пользы обязательство других князей помогать правому: кто прав, кто виноват – это решалось личным суждением каждого, в основании которого лежал личный интерес; тот в глазах князя был прав, кому он находил выгоднее для себя помогать».
Договоры в письменной форме, как правило, отсутствовали. Весьма показательна в этом случае аналогия церемонии коммендации в древней Руси – «целование креста», но до сих пор не найдено ни одного письменного договора или документа, который бы мог засвидетельствовать появлявшиеся при этом взаимные обязательства сторон.
Формальный характер древнерусского договорного права был обусловлен не только отсутствием письменных договоров, но и существованием ещё со времен Киевской Руси обычая вольного служения, в соответствии с которым работник был вправе покинуть князя до окончания полного срока службы без предварительного уведомления, то есть по праву «отказа», что позволяло произвольно менять место службы без всякого препятствия на основе единственного критерия: «любо-нелюбо».
В свою очередь, подобного рода «вольность» в отношении принятых обязательств побуждала и князя строить свои взаимоотношения с подданными так, как ему заблагорассудится.
Непостоянство при исполнении договорных обязательств вошло в традицию и сформировало обычай. По мнению Б.Н. Чичерина, «сложение крестного целования считалось делом самым обыкновенным, оно включалось даже в договоры, если новое обязательство должно было разрушить старое».
Отсюда некоторые исследователи делают вывод о том, что взаимную верность договору обеспечивали мотивы личного характера – аффективного, а то и сугубо материального свойства. Это побуждает искать объяснение произвольному выполнению договорных обязательств в специфике российской цивилизации, формировавшейся под влиянием православия, которое… не почитает особо ни морального, ни юридического формализма.
Противопоставляя договорные отношения юридическим, Н.Бердяев считал, что в них «не должно быть ничего формального, юридического, не нужны никакие правовые гарантии». Похожую точку зрения выражает В. Вейдле, который обращает внимание на то, что «логика прав» находится в полном противоречии с рассудком, а также совестью русского человека.
Современный исследователь права древнерусского общества В.В. Макаров полагает, что «если при усиленно навязываемой нам демократии признаком истины является процентный перевес голосов, то в исконно русском самодержавном праве это – единое (стопроцентное) мнение Мира или Копы».
Отечественный специалист в сфере проблем соотношения общественного и государственного строя Древней Руси М.А. Дьяконов в этой связи отмечает, что в рамках вечевой организации древнерусского общества то или иное решение могло состояться лишь при условии, если против предложенного решения не было возражений, когда все присутствовавшие единогласно принимали предложение. Единогласие всех или отсутствие возражений – необходимое условие для действительности и прочности вечевых постановлений. Принцип коллегиального решения дел по большинству вопросов не был известен у нас вплоть до Петра Великого, а в древности не мог и возникнуть, так как невозможно было провести в жизнь решение большинства против сильного и упорного меньшинства: в то время не было необходимой для этого сильной и независимости власти. Наоборот, для исполнения решения, одобренного и принятого всем народом, не требовалось никаких особых органов: это было делом самого народа».
Современный французский социолог Шанталь Курильски Ожвэн полагает, что стойкое неприятие русскими морального и юридического формализма договорных отношений обусловлено особой интерпретации греха в православной традиции, в рамках которой «грех состоит главным образом в недостатке любви, доверия и искренности». А потому произвольное соблюдение предписаний договорного права в русской религиозной традиции не рассматривается как грех или, говоря современным юридическим языком, не является формой девиантного поведения.
По мнению А.Д. Хлопина, эта прослеживаемая со времен Киевской Руси тенденция отдавать предпочтение в договорных отношениях аффективному, «духовному» началу перед буквой нравственных и юридических формул и породила дефицит взаимности в добровольном признании прав и исполнении обязанностей со стороны не только подданных, но и властей предержащих. Дефицит этот остается обыденным явлением повседневнй жизни до сих пор. Государственное право не раз реформировали, но закон так и нельзя было отличить от административного распоряжения.
В западноевропейской правовой традиции феодальный договор, по мнению Р. Пайпса, имел и нравственный аспект: в дополнение к своим конкретным обязательствам правитель и вассал обещали проявлять по отношению друг к другу добрую волю, которая явилась важным источником западного понятия гражданственности. «В средневековой России отсутствуют свидетельства взаимных обязательств, лежащих на князе и его слугах, и, таким образом, какого-либо намека на нравственные «права» подданных, что не порождало особой нужды в законоправии и суде».
Ещё один признак вотчинного государства – наличие в нём особого типа «вотчинного правосознания», которое предполагает присутствие как осознанных (рациональных) элементов его структуры, так и неосознанных (иррациональных). Рациональные характеристики вотчинного правосознания или «вотчинного умонастроения» составляло интеллектуальную и психологическую основу авторитарности, присущей большинству русских правителей и сводившейся по сути дела к нежеланию дать «земле» – вотчине – право существовать отдельно от её владельца – правителя – и его государства» (эта характеристика вотчинного «права» жива и сегодня – см. высказывание первого зам. главы АП В.Володина «Нет Путина – нет и России»).
Неосознанные структуры «вотчинного правосознания» отчётливо проявлялись тогда, когда условием княжения сделалось поведение, противоречащее тому, что можно назвать народным интересом. В этих обстоятельствах начал действовать некий процесс естественного отбора, при котором выживали самые беспринципные и безжалостные, прочие же шли ко дну. Коллаборационизм сделался у русских вершиной политической добродетели.
Таким образом, вотчинное право представляет собой системообразующий элемент вотчинного государства в России. Исследование институтов вотчинного права в контексте «реактуализации прошлого» позволяет сделать вывод о воспроизводстве вотчинной традиции в механизме правового регулирования общественных отношений в современной России».Таким образом, вотчинное право представляет собой системообразующий элемент вотчинного государства в России. Исследование институтов вотчинного права в контексте «реактуализации прошлого» позволяет сделать вывод о воспроизводстве вотчинной традиции в механизме правового регулирования общественных отношений в современной России».
по материалам: Блог Толкователя
Теґі:
