Вы знаете, когда я недавно был во Львове, я с удивлением обнаружил, что в этом городе есть один очень интересный музей. Музей-тюрьма оккупации. Польской, немецкой и советской. Я даже губу прикусил, когда мне пригрезилось еще одно, четвертое назначение у одной из комнат. Российской оккупации. Дай Бог, чтобы эта самая «российская» касалась только Крыма для будущих туристов, забредших сюда на огонек лет через 15.

Известный ученый Павлов создал науку о высшей нервной деятельности. Именно он мучил собачек кусочками мяса и звуком звонков и прививал им различные условные рефлексы. Именно он впервые сформулировал и понятие безусловных рефлексов, реакций организма на определенные воздействия внешнего мира, осуществляемые нервной системой и не требующие специальных условий для своего возникновения.

Для нас, для украинцев, одним из таких рефлексов оказались рефлексы Свободы и Достоинства. Мне долгое время казалось, что все-таки это не совсем правильное для них определение - безусловные. Что нам требуются специальные условия для того, чтобы они проявились. Но потом я понял. Нам условия специальные были нужны, а нам нужно было поменять нервную систему нации, свою внутреннюю человеческую систему ценностей так, чтобы мы смогли вспомнить все. Нашу историю, Запорожскую Сечь, казацкую гордость, УПА, оккупации, своих предков.

Для кого-то нужен был Майдан и изменение сознания на самом глубоком уровне, а для кого-то это оказалось впитанным с молоком матери и рассказами прадеда, который всю свою молодость воевал с Советами и ему осталось только сбросить с себя пыльный панцирь постсовковой эпохи. Но всем нам нужно было поменяться.

Я любил Украину отдельно от своей жизни
Что касается моих собственных национальных безусловных рефлексов, я знаю точно, что после событий последних 6 месяцев я больше никогда не буду таким, каким был. Я любил свою страну достаточно для того, чтобы все эти годы считать себя патриотом. Но я любил ее отдельно. Вначале отдельно от школы. Потом отдельно от девушки, от института, от работы, от семьи. Только с музыкой это получалось делать немного вместе, но и то, как я теперь понимаю, это все равно было порознь.

Я любил Украину отдельно от своей жизни. Когда донашивал третий год пару дырявых кед и когда покупал первую машину, когда просил пропустить вахтершу в метро «КПИ» без жетончика и когда летел на Боинге в Бангкок, когда пел на кухне в хрущевке своей девушке первые корявые песни и когда смотрел в глаза жене со сцены в концертном зале.

Просто, когда что-то происходило в моей жизни и со мной – оно происходило как будто без привязки к моей национальности, гражданской позиции, географии и геометрии моей страны. Я много ездил, встречал людей из Крыма, Карпат, Донбасса, дружил с ними, пил портвейн, пел песни, дрался и братался. Точно также как и многие из нас.

Но потом за несколько мгновений я стал другим. Я еще этого не понял утром 1 декабря у Михайловского. Я не понял это ночью на 11 декабря под Домом Профсоюзов. Ни 22 января перед ноутбуком далеко от Киева, ни 20 февраля перед выложенными в ряд телами у отеля «Козацкий». Я понял это как-то сразу и навсегда через некоторое время после. Став другим человеком. В каких-то маленьких вещах. В каких-то совсем незаметных. И в одной очень большой – я не смогу быть больше никогда отдельно от Украины, а Украина от меня. Моя нервная система вспомнила свои главные рефлексы – безусловные рефлексы украинца.

Те тысячи людей, которые прошли через Майдан, прошли свой путь. Очень быстро. Молниеносно. Они не эволюционировали – на это не было времени. Они революционировали. Каждый смог сложится в нового украинца, в нового человека по своей собственной формуле в свой собственный час. Настолько, насколько он мог. Не больше и не меньше. Настолько, насколько ему позволило увиденное его глазами. Раненные и убитые друзья, оскал беркутовца с дубинкой над головой, пьяный гопник-«братішкаяженамайданістоявдайбабокнабілєту», 90-летній ветеран с желто-голубой ленточкой на барикаде… Поменялись все, кто там был - люди, силовики, солдатики, политики.

Кличко, обсыпанный мукой, посланный на хрен и отстоявший на сцене свои минуты позора и освистания; Порошенко, уклонявшийся на грейдере от камней, пытающийся усмирить толпу перед администрацией Президента; Тягнибок, единственный из тройки умеющий связать слова так, чтобы хоть кого-то вдохновить; депутат Медуница, о существовании которого я узнал, только увидев его под колесами грузовика на Институцкой; Шевченко, Оробец, Парубий, Аваков... Поменялись и вспомнили себя других. Каждый на свою долю, но, я уверен, что он никогда и ни за что не остался тем человеком, которым он был до этих событий. Время покажет нам каждого из них чуть позже так, что мы все сможем это увидеть, скорее всего. Увидеть действие их рефлексов в тех ситуациях, которые будут для них и для нас знаковыми.

Одним судьба собаки Павлова, другим возможность вспомнить свои корни, найти свою свободу
Не поменялись и не могли поменяться те регионалы и коммунисты, которые просидели своими жопами по загородным домам и уютным аппартаментам, те генералы, которые прокомандовали из своих кабинетов, не поменлась Юлия Владимировна, которая проходила страшные, но совсем другие уроки и в другом месте. Не поменялся Путин, Аксенов, Лавров, Чуркин, мой друг из Воронежа, и подруга из Белгорода, с которыми я уже несоклько месяцев не общаюсь, скинхеды из Курска, нацисты из Москвы и еще огромное количество миллионнов россиян, которые сидели за своими зомбоящиками о общались со своими соседями по подъезду, на работе и в очередях об одном всемирном зле – о наступающих фашисто-бандеровцах, захватывающих русско-язычных братьев. Их всех крепко взяли на звоночек и условные рефлексы работают как автомат.

Это несправедливо скажете вы – одним судьба собаки Павлова, другим возможность вспомнить свои корни, найти свою свободу. Это несправедливо, не смогу не согласиться я с вами. Только тут большой вопрос, кто чем из нас сможет воспользоваться. Послать нахрен выбор имперского имбицила с опытами над человечностью, как это сделали Макаревич, Лазарева, Шевчук, Гребенщиков, Троицкий, Ахеджакова, Басилашвили, Гафт, Броневой, Кончаловский и тысячи других россиян. Или просрать то, что сейчас важнее всего для нашей страны – ее свободу и единство, – каковой шанс имеется у сотен сегодняшних украинских власти предержащих, вчерашних революционеров.

Россия попыталась пройти свою дорогу к своей эволюции. Но то, что было в 1993 году у Белого Дома, к сожалению, оказалось слишком маленьким стрессом для такой страны, для такой кармы и для таких традиций. Ни в коем случае не хочу говорить о количестве жертв – более чем полторы сотни убитых это страшные цифры, могло хватить и одной смерти, – но событий в масштабах страны если и казалось достаточно, то в масштабах человеческой души явно нет. И здесь, в этой исторической ретроспективе, мы прекрасно сможем увидеть, если захотим приглядеться, как поменялись те, кто тогда был у Белого Дома в Москве. Сколько их было, и какое потом место они заняли в решении судеб россиян. Вы не увидите ни в первых, ни в последних рядах этих событий ни Путина, ни Лаврова, ни десятков сегодняшних проводников и полупроводников путинского мировоззрения в окружающую среду. Там не страна ложилась под танки, там зарождались основы экспериментального театра абсурда. Когда через несколько десятилетий 130 с лишним миллионов людей будут по звуку звоночка с «Первого» или лампочки с «России» выделять желудочный сок. А сопротивляться этому научатся единицы. Но каждая такая единица будет цениться нами за сотню, если не за тысячу… Каждое «прости, мне стыдно за Россию» или «Держитесь ребята, мы с вами, как можем и чем можем» написанные в личные сообщения, будут перевешивать километры дерьма, вылитого на стенки соцсетей, в форумы и в путинскую прессу – о фашизме, бандитах и киевской хунте.

И шанс России в том, что этим сволочам в Кремле кажется, что они получили 140 с лишним миллионов собак Павлова, которых они могут научить всему, что захотят. Но на самом деле, пара десятков миллионов электродов осталась бесхозной, знаете ли. Русские просто так не сдаются. Да и человеком перестать быть все-таки не так просто. Так что для России, я уверен, еще будет свой to be continued.

А наш, украинский, он только сейчас для нас начинается. Для нас вообще только сейчас все начинается. И Славянск, и Донбасс в целом, и Крым, и Одесса - тому прямое подтверждение.

Давайте мы будем помогать друг-другу зажить общей историей
Знаете, когда уставшая и немного разболтанна армия на марше проходит большое расстояние, она может сильно растянуться. Так и наша украинская эволюция нации растянула нас во времени до конечной цели очень сильно. Кто-то ушел далеко вперед, кто-то не соразмерил силы и сидит, сложив голову на руки на обочине, а кто-то только начал свой путь. Все те, кто прошел Майдан от начала до конца, от первых танцев, до последнего коктейля Молотова и те, кто выходил в парадной вышиванке на Вече – они все украинцы. Но украинцы с немного разной внутренней историей. Точно то же можно сказать и о политиках, и о депутатах, которые стояли плечом к плечу на Майдане с нами со всеми или летали в это время кресло к креслу на чартерах по европейским курортам. Они тоже разные. И каждый из них эволюционировал с разной скоростью и с разной силой. А некоторых это не коснулось и вовсе. Поэтому и нельзя сейчас всех стараться мерить под одну гребенку. Не каждый, кто прошел через Майдан – не важно был ли этот Майдан в Киеве или в любом другом городе, министерстве, квартире - сможет вынести тот груз, который на него выпадает в эти дни. Но каждый кто там был – должен выбрать себе свой собственный. А тем, кого там не было, мы не имеем никакого права доверять нашу страну. Доверять свое будущее.

Рядом с нами есть люди. Обычные люди. Они работают, служат, учатся быть украинцами. Давайте мы будем помогать друг-другу зажить общей историей. Не одинаковой, но общей. Для Донбасса и Крыма, для Карпат и для Одессы она разная, но она общая. В ней есть польская, немецкая, советская и уже российская оккупации. В ней есть Бабий Яр и Быкивнянские Могилы, в ней есть Патон и Бандера, Хрущев и Янукович. И в ней есть все мы. Со смешным для кого-то «гыканьем», с милым «оканьем», с русским языком и украинской мовой. И все мы - такие разные - как можем, но должны обязательно отвечать на простой вопрос каждый день: «А что я сделал для своей страны сегодня?». На работе, дома, в дороге, когда и где угодно. Деньгами, мыслями, поступками, телефонным звонком, статьей, постом в ФБ, своими прямыми профессиональными обязанностями. Ведь тем, кому пофиг, тем, кто «просто работает», кто говорит о федерализации и отделении, им всем никогда не понять, что значит, когда твоя страна в твоем сердце. Не отдельными фамилиями или названиями, а людьми, соседями, городами, селами и дворами. Такой разной, но общей историей и культурой. Двуязычием и безголовьем, трудолюбием и раздолбайством.

Сейчас, всем нам, новым украинцам, крайне важно понимать себя и осознавать себя каждый свой день такими, какими мы стали. С надеждой на Свободу. С Верой в лучшее. С Украиной в сердце, где бы и когда бы мы ни находились. Нам ее нельзя оставлять одну ни на секунду. Она нуждается не в Порошенко или Тимошенко, не в Кличко или Яроше, она нуждается в нас. Так же, как и наши родители, которых мы себе не выбираем и как дом, в котором мы живем. И когда мы ее славим, мы должны быть хоть на чуточку достойными тех, кому в ответ вторит эхо. Слава Украине! Героям Слава!

Денис Блощинский, музыкант